Продолжение. Качество работы сопровождающих юристов можно выяснить достаточно просто: «правильный» юрист всегда мониторит ход проверки, и смотрит судебную практику по аналогичным своей проверке обстоятельствам. В то время как юрист-раздолбай (или юрист-мудак) будет сидеть до последнего, и выскажет своё авторитетное мнение лишь в день подписания акта.
Существует иллюзия того, что деятельность всех налоговиков имеет одну общую цель – обеспечить поступление недоимки в бюджет. Однако очень много юристов в инспекциях имеют крайне принципиальную и деструктивную позицию: «почему я должен активно участвовать в вашей проверке, разве вы, как инспектор, не должны сами ничего знать? У вас же есть те же самые ресурсы, смотрите судебную практику сами, а мне надо информацию по количествам жалоб за квартал готовить!».
С введением статьи 54.1 НК РФ, многим «принципиальным» юристам пришлось пойти на сделку с совестью и начать активно помогать своим коллегам из контрольных отделов. Всё дело в том, что проверки, связанные с применением статьи 54.1 НК РФ предполагают наличие практически неопровержимых доказательств, свидетельствующих о вине налогоплательщика.
Но что ещё «веселее», так это то, что под конец проверки юрист, который сопровождал проверку, теперь должен был составлять обязательное мотивированное мнение, в котором излагалась точка зрения относительно полноценности сбора доказательственной базы, установленной в ходе проведения налоговой проверки.
Даже самые упертые не смогли уклониться: фактически, статья 54.1 НК РФ ввела обоюдную ответственность юристов и инспекторов за конечный результат любой проверки. Поэтому в настоящее время, как юристы, так и инспектора, стали любыми возможными способами «проявлять» себя, устраивая максимально возможную заботу друг о друге, чтобы потом не выглядеть крайним на разборах полетов в Управлении по субъекту.
При этом юристы тоже зачастую становились жертвами «профессионализма» своих подопечных. Один товарищ, который по какому-то недоразумению являлся заместителем начальника контрольно-аналитического отдела, мог на полном серьёзе вешать в течение трех месяцев отборную лапшу, рассказывая о практически железной доказательственной базе, собранной в ходе камеральной проверки налогоплательщика-«разрывника», и о том, что «документы показывать нет смысла, акт увидишь, там и так всё понятно».
Культурный шок, который испытал тогда ещё молодой и неопытный автор этого поста, вряд ли можно точно передать цензурно. Так как увидев в проекте акта (который направляется юристу за пару дней до составления конечного документа) единичный допрос руководителя контрагента с неоднозначным содержанием, и практически полное собрание сочинений в духе «Не мог осуществить перевозку, так как согласно имеющейся в налоговом органе информации, транспортных средств в собственности у контрагента нет…», стало понятно, что за всё время проверки не сделано ровным счетом ничего, и что отмена этого акта самостоятельным решением инспекции (а не по решению сверху) будет идеальным вариантом развития событий.
Паровым катком на собрании в Управе проехались по всем участником той замечательной проверки. Стоит лишь сказать, что автора не сильно огорчило последующее депремирование на 10% от суммы оклада, и последующее решение об отказе в привлечении к ответственности в отношении проверяемого лица. Гораздо более полезным являлся жизненный урок о том, что верить на службе нельзя вообще никому, все факты и цифры по проверке должны быть всегда проверены лично, в противном случае, юрист всегда рискует при пофигизме инспектора остаться крайним.
В последующем, все серьёзные проверки (как камеральные, так и выездные) автором сопровождались с маниакальным пристрастием, вплоть до того, что рядом с инспектором назойливый юрист мог просидеть рядом хоть целый день. В итоге, это принесло свои результаты – все свои проверки, автор закрывал только с уплатой доначислений.
